Главной книгой, подаренной миру Издательством ПЛАНЖ, является повесть "Звали его Эвил" Константина Семёнова. Столь велика слава этого произведения, что мало кто в курсе о наличии его великолепного сиквела "ОГЕ ИЛАВЗ ИВАН". А зря. Иван не хуже, а главное, толще Эвила. Это ж не повесть, а целый роман! Удовольствие то же, но в два-три раза дольше. Покупайте на Вайлдберриз!
Вот вам два отрывка. ДИСКЛЕЙМЕР! АХТУНГ! УВАГА! Второй отрывок (как и вторая часть книги) - про Западную Украину. Читайте на свой страх и риск. Трепещите!
***********
Наш отряд поселили на третьем этаже. Прямо напротив мальчиковой комнаты располагалась комната девчонок. Стало понятно, почему в каждом отряде вожатые разнополые — они ночевали с нами. Это было вторым неприятным сюрпризом. У нас на “после отбоя” были другие планы.
Жорик, вставив несколько заковыристых и незнакомых нам ругательств, сообщил, что, если так пойдёт дальше, он точно убежит. Будет жить дикарём на море. Тут тепло, палатка не нужна.
На это Максим Кандура рассказал историю, как он однажды убежал из лагеря, шёл через леса и случайно забрёл в Японию. То, что это Япония, Максим понял по японцам, которые говорили на своём китайском языке. Японцы отвели Максима к японскому императору. Тот сначала предложил смелому мальчику жениться на его дочери, японской принцессе, но Максим отказался, потом что в школе у него была невеста Сонечка, и ещё одна невеста на даче в Шувалово, и обеим он поклялся отдать руку и сердце по наступлении соответствующего возраста. Тогда японский император подарил Максиму кривой японский меч из чистого золота и японскую кинокамеру. И отправил на своём личном самолёте в Ленинград к родителям.
Витя подверг историю Максима критическому разбору. Во-первых, с его точки зрения, в Японии говорили не на китайском, а на татаро-монгольском, потому что в Японии тоже было татаро-монгольское иго. Историю учить надо. А во-вторых, в Японии нет никакого императора, а есть янычары.
Максим на недоверие ничуть не обиделся, заявив, что за давностью времени мог перепутать какие-то детали, но в целом всё было именно так, как он рассказал. На ехидный Витин вопрос, и где же теперь та кинокамера, Максим показал шикарный раскладной нож и сказал:
— Вот, выменял.
И мы тут же поверили в историю. А как не поверить? Нож-то — вот он. И нож действительно классный. Витя, посрамлённый, отошёл.
**************
Из-за распада партии и СССР Филимонов вовсе на расстроился. Наоборот. Он с облегчением сбросил с себя идеологические оковы, оставив при этом весь накопленный багаж связей. Этот багаж в короткий срок сделал из пусть и могущественного, но всё же чиновника, государственного человечка, настоящего нувориша. Всеобщее обнищание никак не коснулось Алексея Иосифовича, а даже, можно сказать, способствовало его процветанию.
— Надо брать то, что плохо лежит, — поучал Филимонов Володю. — А сейчас всё плохо лежит. И никому ничего не надо. А нам надо, и мы возьмём.
Владимир вполне разделял подобные мысли. Тем более мысли эти подкреплялись делами, весьма приятными для Володиного кошелька. Насколько чисты были эти дела с моральной, да и с уголовной точек зрения, Владимир старался не думать. Зачем? Если государство не хочет заботиться о людях, люди должны позаботиться о себе сами.
Воссоединившаяся семья вместе прожила недолго. Филимонову, нынешнему владельцу и управителю крупного холдинга, занимавшемуся всем подряд, кроме, пожалуй, полётов в космос, во Львове сделалось тесно. Тем более ему, русскому, да ещё и с подозрительным отчеством “Иосифович”, стало в последнее время не очень комфортно в западноукраинском городе. Дело было вовсе не в каких-то душевных тонкостях, нет. Просто делать дела, не будучи украинцем, не считаясь “своим”, не владея местным суржиком, здесь становилось всё сложнее.
Близость Львова к границе давала, конечно, определённые преимущества, но, по сравнению с возможностями столицы, преимущества эти были мизерными. Тем более, никто не мешал оставить во Львове представительство, занимающееся таможенными вопросами.
Взвесив все за и против и окончательно собравшись, как он сам выражался, “в поход на Киев”, Филимонов позвал с собой и Володю. Позвал, естественно, так, что у того не осталось ни малейшей возможности отказаться. Алексей Иосифович всегда умел дать человеку право выбора, на самом деле никакого выбора не предлагая. Сначала Володя, конечно, посопротивлялся, мол, у меня семья, ребёнок и всё такое, но Филимонов на эти возражения лишь расхохотался своим мелким, довольно неприятным смехом.
— “Ребёнок”! Этот ребёнок ему скоро внуков принесёт, а он его всё из пелёнок никак не выпустит. А жена, она на то и жена, чтобы за мужем ехать. Володя, пожалуйста, не смеши меня. Тут такие дела, а ты глупости говоришь какие-то.
А потом, резко сменив тон на равнодушный, добавил:
— Ты сам смотри, конечно. Ты человек взрослый, можно сказать, зрелый, сам всё понимаешь. Желающих на твоё место найдётся масса, только свистни.
Володя понимал, что Филимонов лукавит. Да, на его место, место коммерческого директора одной из главных компаний холдинга, желающих действительно нашлось бы много. Только вот были бы они равнозначной заменой? И он, и сам Филимонов понимали, что нет. Но, с другой стороны, Владимир ни на секунду не сомневался, что Алексей Иосифович, не задумавшись, пожертвует меньшим ради большего. И этим “меньшим” в данной ситуации являлся он, Володя. Поэтому, подумав недолго, он предложение Филимонова принял.