Даниил Дубов: «Шахматы — это моё естественное состояние»

    Интервью с Даниилом Дубовым мы записали год назад, когда компания Wildberries только стала спонсором молодёжной сборной. Многие события, которые здесь упоминаются как будущие, уже произошли, в частности, матч на первенство мира. Но остальное актуально, как и прежде.

    Может ли гениальный самоучка выиграть у чемпиона? Помогают ли шахматы учиться? Что отличает образ жизни шахматиста? На простые дилетантские вопросы Даниил отвечает терпеливо, иногда саркастически, иногда довольно неожиданно. Это его субъективное мнение — мнение гроссмейстера и чемпиона мира по быстрым шахматам 2018 года. шахматы

    В комментариях к интервью на «Спортс.ру» были вопросы про резкий и атакующий стиль игры, что вы не любите ничьи. В чём это выражается для вас? Что именно вы делаете не как другие шахматисты, если смотреть с вашей точки зрения? 

    Шахматы — не математика, и в большинстве позиций есть равноценный выбор из двух-трёх продолжений. Резкий атакующий стиль игры мне приписывают, потому что из двух-трёх продолжений я обычно выбираю наиболее рискованное для обеих сторон, тем самым вношу дисбаланс. Но это не имеет никакого отношения к тому, любит человек ничьи или нет. Можно быть спокойным и ненавидеть ничьи. Например, Магнус ненавидит ничьи, и у него абсолютно спокойный стиль игры. Он абсолютно бескомпромиссный, но гораздо менее атакующий. 

    Ваш стиль выражается в том, что Вы чем-то легко жертвуете? 

    Грубо говоря, да. Отдаю пешку за атаку, или фигуру за атаку, или ладью за мат, или ладью за два шаха и какую-то инициативу. Но надо понимать: если ты отдал две пешки и через два хода дал мат, это не атакующий стиль игры. Просто ты посчитал два хода и дал мат. Атакующий стиль игры — это когда играют два сильных шахматиста, они оба не уверены, и один жертвует фигуру за атаку. 

    Почему для Вас это важно? Зачем Вы это делаете? 

    Просто чтобы удовольствие получить.

    Шахматы — это игра, созданная для удовольствия.

    Сейчас люди стали забывать об этом. Мне приходится играть одну партию пять-шесть часов, иногда и восемь; можно по крайней мере я буду играть так, чтобы мне было интересно? 

    А Вы проигрывали, когда так рисковали? 

    Конечно. 

    Насколько это оправдывается? 

    Нет, ну если бы это не оправдывалось, я бы так не делал. Мы все-таки профессионалы. Это просто такой подход. Из условной шахматной элиты — наверное, я выигрываю и проигрываю чаще, чем другие. Если взять шахматиста такой же силы игры, но с другим стилем, на десять партий он три выиграет, одну проиграет, остальные сделает ничьи. А я — пять выиграю, две проиграю, три ничьи. Очков у нас будет поровну, но немного разными путями. 

    Блиц — это отдельная дисциплина? Есть ли у шахматистов специализация, как в лёгкой атлетике по дистанциям, или это совсем другое? 

    Это подвид шахмат; нет такого отдельного вида спорта. Деление на классические шахматы, быстрые и блиц — похоже на разделение в гимнастике. Там главное — это многоборье; есть разные снаряды, ты можешь выиграть отдельно брусья, отдельно то, отдельно это. Блиц — это не главный «снаряд» в шахматах, но с ним можно выиграть «Олимпиаду». 

    Есть ли у шахматистов специализация, пусть неофициальная? 

    Какая-то есть, но блиц — это всё равно шахматы. Если посмотреть, кто попадал в тройку на чемпионаты мира по блицу последние лет десять, то можно заметить, что это лучшие шахматисты мира и в классику тоже. У нас нет такого, что в блиц ты третий, в классические шахматы — сто пятидесятый. Ты можешь быть, например, двадцатым и пятым. Я вчера играл матч с Фируджей, он считается очень хорошим блицором. В мире он пятый по блицу, а в шахматы пятнадцатый, то есть это один порядок. 

    Насколько для мастерства шахматиста важна память, картотека известных партий в голове? Может ли гениальный самоучка-интуит выиграть у гроссмейстера, были ли в реальности такие случаи? 

    Наверное, теоретически это возможно. 

    А такое было когда-нибудь? 

    Нет. Но если такой человек появится, мы его убьём. 

    Чтобы хорошо играть, нужен некий объём теоретической информации. Если проводить параллель с математикой, чтобы быть на передовой науки, тебе нужны какие-то инструменты, теоретическая база. В шахматах теория нужна, чтобы просто дожить до десятого хода или знать, как выиграть с лишней ладьёй против короля. Информация не делает тебя сильнее; она просто даёт тебе набор необходимых навыков. 

    Как в футболе — если ты не можешь попасть в пустые ворота, ты будешь бесполезен. Теория даёт тебе некоторые простые вещи: как слабо, но точно пробить по воротам. 

    Но то, что Вы говорите про футбол — это про навыки. Они автоматические. 

    Да. 

    То есть память шахматиста — автоматическая? 

    У нас есть популярный навык — игра вслепую. Я дам вам доску, сам отвернусь, вы мне будете называть свои ходы, я буду называть свои. Это может выглядеть эффектно, но для этого не надо быть мной. Это и кандидат в мастера может. 

    Лучшие шахматисты мира, когда обдумывают позиции, часто смотрят не на доску, а в потолок. Он уже думает о какой-то позиции, которая наступит через три-четыре хода. Это другая позиция, она не стоит на доске; а та, что стоит, наоборот, мешает. 

    Доска — в голове; иногда она не нужна.

    Есть люди, которые играют одновременно на 60 досках вслепую. Вот это впечатляет, больно даже об этом думать. 

    Ваши навыки — это просто очень большой объём действий, накопленный за жизнь, плюс теория? 

    Во время подготовки я открываю компьютер, шахматную программу, и у меня три файла. Я сижу и полтора часа жму на кнопки. Где-то до сорокового хода — огромное количество вариантов, как может развиваться партия; мне всё это надо запомнить за полтора-два часа. После этого я могу играть. 

    Я старомоден, сейчас профессионалы так не делают, но я люблю брать доску и прогонять всё это руками: там включается ещё и мышечная память. Если времени нет, я двигаю фигуры на мониторе, жму на кнопки; за три дня до турнира я помню, но потом забываю. Зато всё, что я нашёл время продвигать на доске, я потом помню годами. Это довольно интересный момент. 

    Просто я занимаюсь этим всю жизнь. Надо понимать, что в этом нет никакой гениальности. Это некий профессиональный навык, для которого не требуется блестящая память, это абсолютно не трудно. Я не тот человек, который запомнит 20 знаков числа Пи. 

    Как выглядит подготовка к турнирам? 

    Во время турнира нужно проделывать большой объём работы. Сначала нужно создать файл со всеми вариантами ходов. Для этого мы запускаем сильнейшие движки мира, анализируем какую-то позицию три часа, приходим к определённым выводам. Потом это всё надо запомнить. И как правило, перед партией настолько мало времени, что ты сидишь просто перед монитором и воспринимаешь всё с экрана. 

    Шахматы начинаются с одной и той же позиции. У шахматиста, играющего на высоком уровне, есть огромная база партий каждого оппонента. Допустим, я играю белыми, иду Е4. Иду в базу партий, смотрю: когда он играет чёрными, что он делает на Е4? А он делает два разных хода. Как правило, к 16-му ходу возникнет позиция, которую и я дома готовился играть, и он дома готовился играть. Дальше, в районе 25-го хода, если нам повезёт, мы подготовили что-то, чего он не учёл. Тогда мы реализовали подачу. 

    То есть первые 16 ходов вы прозрачны друг для друга? 

    16 — абстрактная цифра, но я думаю, она близка к истине. До 16 хода ты не делаешь реально ни одного своего хода — ты делаешь то, что было намечено, и он тоже. 

    Какая роль тренера в этом? 

    Тренер делает разные вещи. Минимум 80% тренеры могут посвящать дебютной теории, чтобы ты просто заботал как можно больше разновидностей первых 16 ходов, чтобы ты гораздо больше знал на старте. Но вообще-то можно не только анализировать самое начало игры и всё заучивать, а ещё и просто учиться играть — мне кажется, люди сейчас об этом забывают. Можно решать задачи на расчётное и техническое мастерство. Тренер должен следить за твоей игрой, видеть какие-то проблемы и так подбирать материал, чтобы эти проблемы решались. Это первое. 

    Второе — если ты едешь на сильный турнир, то там есть проблема, что ты чисто физически не можешь выполнять всю нужную подготовку сам. Вот я поехал на турнир Вейк-ан-Зее: в три часа у меня тур, я выхожу против шахматиста из топ-5. Семь часов меня возят мордой по доске, я веду тяжелейшую защиту без еды, безо всего. Всё, что я после этого хочу — это поужинать и отрубиться. 

    Но кто-то должен проделать подготовительную работу перед следующей партией — я же знаю, с кем я буду играть. Поэтому пока я сплю, мой близкий друг и тренер Саша Рязанцев делает 75% подготовительной работы. Потом я встаю, он показывает мне наметки, и дальше мы готовимся вместе. Это огромный труд. Я помогал Магнусу в матче на первенство мира; десять часов работы каждый день. Он-то в это время спит; во время турнира он только играет партии и два часа смотрит то, что мы наработали за двадцать. 

    Когда Вы в интервью говорили о читерстве, то сказали, что оно повышает шансы до 100%. То есть компьютер уже обыграл человека. В отличие от допинга, который разрушает организм спортсмена, читерство разрушает только принцип справедливой игры. 

    У нас читерство — это и есть допинг. Есть люди, которые много лет хотят, чтобы шахматы включили в Олимпийские игры. И они для этого ведут переговоры, что-то делают. В частности, нас проверяют на допинг по ВАДА — как футболистов, теннисистов, баскетболистов; реально ищут мельдоний и прочее. А у нас если кто-то что-то и принимает, то какие-то мозговые стимуляторы, но на них никто не проверяет в любом случае. 

    Но читерство — не допинг. Почему бы его не разрешить? С двух сторон. 

    Человеческого фактора просто не будет. Я посажу играть компьютер, и он посадит играть компьютер. Компьютер играет несравнимо сильнее человека, близко к идеалу. Сейчас уже нет ситуаций, где человек плюс компьютер играет сильнее одного компьютера. Или они есть, но это капля в море. Раньше, в середине нулевых, компьютеры были ещё не так сильны, и и за этим было безумно интересно наблюдать. Лучшие компьютеры играли чуть сильнее лучших шахматистов мира, но было много ситуаций, где лучшие шахматисты занимали лучшую позицию и  могли его переиграть. И тогда даже проводились такие турниры, это была отдельная дисциплина. Но сейчас это уже потеряло всякий практический смысл: я просто не буду думать, включу компьютер, пусть играет. 

    То есть это уничтожит смысл спорта? 

    Просто все люди будут играть в силу доступного им компьютера. Чемпионом мира будет человек, у которого самый сильный компьютер. Он может вообще не знать, как ходит конь, ему это не нужно. 

    Что касается прогресса в самих шахматах: есть ли прогресс в самой игре? И связано ли это с рейтингом — он в общем растёт? 

    Есть ли инфляция рейтинга? Да, есть. Но мне кажется, эти две вещи не связаны. 

    Люди с годами всё лучше играют в шахматы, в среднем, естественно; но средние рейтинги растут не из-за этого. Они растут, потому что просто когда они появлялись, минимальный рейтинг давался только кандидатам в мастера. А сейчас можно получить рейтинг, имея пятый разряд. Это началось во время президентства Илюмжинова; он в какой-то момент создал в Африке кучу шахматных федераций — для популяризации. Это было решение, которое имело и плюсы, и минусы. Одним из эффектов было как раз то, что в Африке мгновенно возник ряд шахматистов с рейтингом. Потом этот рейтинг плавно начинает перекачиваться наверх. Но с топ-100 за последние лет десять ничего принципиально интересного не происходит. Рейтинг 100-го шахматиста мира изменился на три пункта, при том, что выиграв партию у равного, он получает пять. 

    Каждая официальная партия влияет на рейтинг шахматиста; но это не как в теннисе, где надо всё время много играть. У нас такого нет. Можно год не играть, и рейтинг останется на том же уровне. Каспаров, когда ушёл, был лучшим шахматистом мира и имел рейтинг с колоссальным отрывом. Тогда было такое, что они тебя выкидывают из рейтинга, только если ты за три года играешь ноль партий. Каспаров объявил о том, что ушёл, но три года ещё оставался в официальном рейтинге. 

    Растёт ли в целом сам уровень игры? 

    Да, люди стали лучше играть: игра сложная, но она конечная, и со временем в ней становится всё меньше неизведанного. Мы играем всё больше партий, всё больше позиций, поэтому люди в среднем стали играть лучше, причём прибавили все. Второразрядники сегодня сильнее второразрядников десятилетней давности. Гроссмейстеры сегодня тоже сильнее гроссмейстеров десятилетней давности. Но это так же и в теннисе, и в футболе. Понятно, при всём уважении к Марадоне или Пеле, тогда был другой уровень защиты. Они были гениями, просто в своё время. В 90-е годы Каспаров был лучшим, но сегодня игра ушла вперед. 

    Что в шахматах осталось неизведанного? 

    Например, появляются дебютные идеи. Во время подготовки ты находишь какой-то новый ход, играешь его, и вне зависимости от того, проиграл ты или выиграл, профессионалы уже всё проанализировали, и больше ты так играть не можешь, это такая одноразовая вещь. Новых партий становится всё меньше. Всё меньше можно придумать нового. 

    Во время трансляций и Вы, и Магнус проговариваете несколько возможных вариантов ходов, иногда на три вперёд; а на сколько Вы можете видеть? 

    Это очень популярный вопрос, который для профессионалов не имеет смысла. Есть очень разные ситуации, и если ситуация останется линейной, если на каждый мой ход у противника ровно один разумный ответ, то я могу просчитать и на 30 ходов вперёд, это не проблема. Если на каждый ход у него пять вариантов, то мне даже на три хода трудно прикинуть, потому что это перемножается. 

    Как Вы видите доску внутренним зрением? 

    Я вижу двухмерную доску, как в приложении на экране телефона, и по ней двигаются фигурки. С удивлением узнал, что у меня много коллег, которые представляют себе реальные шахматы: деревянные фигуры, доску. А я вижу то, что видел часто; ту же картинку, что в любимом приложении. 

    У Вас есть синестезия? 

    Не знаю, что это такое. 

    Это когда, например, буквы/звуки имеют определённый цвет, реже — связаны цвета и запахи, и так далее. 

    Нет, нету. У меня даже какая-то лёгкая степень дальтонизма. Никогда не задумывался, но сейчас понял, что нету. 

    Чему Вы научились раньше: шахматам или буквам и цифрам? 

    Буквам и цифрам. Как ходят фигуры, узнал в шесть лет. 

    Для Вас эти системы как-то связаны? 

    Это вопрос к учёным, но мне лично кажется, что вообще не связаны. По-моему, шахматы переоценены как образовательный инструмент. Пресловутая связь шахмат и математики — я уверен, полная чушь. Я учился в физико-математической школе, хорошо знаю математику, у меня много друзей, которые великолепно знают математику. Лучшим шахматистам мира я пытался объяснить какие-то математические принципы, а блестящим математикам — простейшие шахматные вещи. Не было успеха ни там, ни там. 

    В целом шахматы очень абстрактны, они намного ближе к музыке. Моцарт очень рано начал писать музыку; для этого не нужны ни понимание мира, ни какие-то навыки, это такая вещь в себе. Ты к этому просто талантлив, у тебя получается. В музыке то же самое. Это какая-то своя стихия. Есть поэзия, есть музыка, есть шахматы. В музыке есть что-то от математики; можно математически всё записывать, но реально же когда люди когда пишут музыку — они об этом не думают. Просто есть вот такая штука. Странная. И на мой взгляд, мало связанная с тем, что нас окружает в мире. 

    Поэтому когда говорят: шахматы учат тому или сему — я очень скептически к этому отношусь. Это очень интересная игра, можно получить от неё море удовольствия. Наверное, она как-то развивает мозг, но на мой взгляд, не больше, чем любая другая интеллектуальная деятельность. Не больше, чем музыка. 

    Есть ли убедительные примеры шахматного мира в литературе или в кино? 

    Ну вот этот сериал, «Ход королевы». Для профессионалов есть некоторые нестыковки, но в целом он довольно правдоподобный. Там более или менее разумно показана атмосфера турниров. То, как она готовится к партиям, в целом похоже на правду. То, какой у неё образ жизни, кстати, тоже похоже на правду. Это действительно возможно. Это не такой спорт, как гимнастика, и действительно можно совмещать с работой какие-то вредные привычки, стимуляторы и ещё что-то — как в музыке. В целом там нет практически ничего, о чём я сказал бы: это невозможно. 

    Та же «Защита Лужина» мне кажется гораздо менее правдоподобной. 

    Вас не убедило рифмование жизни с шахматной партией? 

    Наверное, есть и такие случаи, но это совершенно точно исключения. Шахматисты — обычные люди, как боксеры, инженеры или кто-то ещё. Не надо думать, что это другой уровень жизненного восприятия. Просто ты хорош именно в этом, но это мало влияет на твою жизнь. Точно так же играешь в футбол, а потом идёшь в ресторан или что-то ещё делаешь. 

    — Что скажете про «Град обречённый» Стругацких? Там есть важный шахматный кусок, как раз про большие жизненные выборы. 

    — Тот случай, когда о шахматах пишут люди, которые в них ничего не понимают. 

     

    Имеют ли шахматы отношение к стратегии? Помогают ли они просчитывать результаты решений? 

    Помогают, но просто много разных вещей помогают. У меня много друзей из покера; на мой взгляд, покер гораздо лучше помогает в принятии решений в жизни и добавляет понимания, как она устроена. 

    Ян Непомнящий сейчас вышел на первенство мира; человек полупрофессионально играл в «Доту». «Дота» — тоже сложная игра, она тоже развивает мозг. Это у нас просто стереотипы, что компьютерные игры — баловство, а шахматы — серьёзная игра. На самом деле шахматы в развитии мозга не на передовой. 

    Принципиальное отличие шахмат от жизни — что, кстати, сильно бьёт по многим из моих коллег — что мир становится чёрно-белым. В шахматы ты не можешь проиграть, не сделав ни одного плохого хода. Компьютеру, не компьютеру, неважно. Может быть ничейная игра: если ты играешь идеально, ты не проиграешь. А в жизни это не так, и, кстати, в покере это тоже не так.

    В жизни или на бирже может быть такое, что ты всё сделал правильно, но просто не повезло. Шахматы учат такой категоричности, которая в жизни мало применима. 

    Все принципы этой игры возведены в абсолют. Если у тебя выигранная позиция, это значит, что она математически выигранная, и если ты играешь её идеально, ты её выиграешь 100 из 100. В жизни не так. Вчера биткоин обвалился на 30 процентов, и привет. Или ещё что-то, и ты не можешь на это повлиять. В шахматах ты можешь повлиять на всё, всё под твоим контролем. И это часто для людей создает опасную иллюзию. 

    Что Вы делаете для поддержания спортивной формы? 

    Калистеника — это физическая активность с собственным весом: подтягивания, отжимания. Брусья, турник. Я начал заниматься в школе, у нас был классный физрук; мы на переменах ходили, подтягивались. Много лет занимаюсь, научился делать и  более сложные вещи. Изначально было просто интересно и прикольно, да и по жизни полезно не разваливаться. Для шахмат тоже оказалось нужным: есть партии, которые длятся по восемь часов, то есть физическая форма важна. Лучшие шахматисты мира физически очень выносливые. 

    А с работой мозга это как-то связано? 

    Для меня — нет. Оно может и связано, но я этого не чувствую. Есть на этот счёт разные теории теории; может, что-то и правда. 

    Потому что у Вас не циклический вид. 

    Да, да, нам тоже говорят: бег, плавание… 

    Не влечёт. 

    Меня — абсолютно. Люди, которые бегают — я вообще не понимаю, зачем вы это делаете. Говорят: бег продлевает жизнь на два года. Но люди не умеют считать: на бег ты потратишь больше, чем эти два года! Ты всё равно в минусе, так что если это инвестиция, это глупо. 

    Но эти часы не вычитаются из жизни! 

    Ну для кого как, для меня — вычитаются. 

    Делает ли Вы какие-то упражнения для мозга? 

    Нет. Я пробовал мнемонические техники, именно для памяти. Они где-то помогают, но информацию трудно перенести в другую область. То есть упражнения развивают память, но не шахматную. Можно добиться того, чтобы запомнить много чисел в ряд. Упражнение учит запоминать абстрактный бессмысленный ряд, а в шахматах — осмысленный разветвлённый ряд, и всё по-другому работает. Плюс мне тяжелее, потому что большинство этих книг написаны для визуалов. Для аудиалов труднее найти упражнения. Если вы дадите мне запомнить десять чисел, я их буду запоминать как рэп. 

    Шахматы — очень вещь в себе, очень трудно на что-то спроецировать. Очень странная игра. Там даже непонятно, о чём ты думаешь. Я сам иногда затрудняюсь объяснить, как принимаю решения: причудливая смесь каких-то расчётов, интуиции, чувства прекрасного. 

    А бывает, что Вы принимаете решения нерационально?

    Конечно. 

    И часто? 

    Достаточно. 

    В книге Гладуэлла «Сила мгновенных решений» описана скучноватая, но убедительная теория, как устроена интуиция: это много прожитых жизненных ситуаций определённого типа. Когда эксперт смотрит на поддельного античного куроса и думает: как новенький. 

    Звучит не очень романтично, но думаю, это так. 

    Ваша интуиция — это мильон спрессованных партий? 

    Я думаю, что да. Именно поэтому полезно изучать партии девятнадцатого века; это мало имеет отношения к сегодняшнему дню, но заставляет пропускать через себя ряд сложных идей, геометрических построений, всякой лабуды, которая откладывается на подкорке, и ты даже не помнишь, откуда ты её взял, и в нужный момент идея приходит в голову как будто из ниоткуда. 

    А Вы можете определить, придумали Вы это сами или вспомнили? 

    Бывает, что и нет. Огромное количество партий; ты не можешь помнить всё. Какой-то образ, дежа вю. 

    Насколько для Вас важен сон? 

    По жизни для всех наверное, он важен; я в этом смысле не образец для подражания. Мне иногда ноль часов нормально, иногда и 12 мало. 

    Я бы хотел бы наладить режим; в этом плане не самый большой профессионал. Есть люди, которые полностью подчиняют свою жизнь шахматам; человек ложится в 10 вечера и встаёт в восемь, чтобы лучше играть в шахматы, и у него получается. Но я так пока не делаю. Не могу себя заставить, мне трудно. Стараюсь получать от жизни удовольствие. 

    Плюс иногда бывает, что неким естественным образом сбивается режим. Вот начал я вставать в 10-11 утра; для меня это типа рано. Две недели я продержался. А потом я играю онлайн-турнир серии Магнуса, и там игровой день начинается в семь вечера и заканчивается в 12 ночи. А у меня есть привычка до партии ничего не делать; я люблю вставать незадолго до. Если в семь вечера играть — я не буду вставать в 10-11 утра, потому что к семи вечера я уже устану от жизни. Я встану реально часа в два — в три. В семь вечера сел поиграл, после матча на адреналине на ногах до пяти утра. Отыграл недельный турнир — и режим передаёт тебе привет. 

    Питание? 

    Я стараюсь есть нормальную еду, где-то могу даже деньги потратить условно полулишние. Стараюсь пить чистую воду — если есть «Аква Панна», я куплю «Аква Панну». Я действительно чувствую разницу с каким-нибудь «Святым источником». Мы с моей девушкой покупаем хорошую воду, чтобы просто пить, «Святой источник» для чая, а из-под крана не наливаем. Это не распространяется на всё. Какую-нибудь колу я пью раз в год, она мне не нравится. 

    Просто Вы не бегаете. Как у Вас обстоят дела с силой воли? 

    Это очень условное понятие. 

    Могут ли сдавать нервы во время игры? 

    Человек может просто начать хуже играть. Может как-то эмоционально выпустить пар, что-то ударить. 

    Что, бывает такое? 

    Конечно, бывает. Это не худший вариант. Я в какой-то момент заметил, что есть великие мыслители, они ничем не выдают волнения и нервов; когда что-то идёт не так, они никак не выдают эмоций, но начинают хуже играть. А другой человек что-то матом поорал — и всё нормально, его отпустило, и он снова здорово играет. Как в теннисе: бывает, ломают ракетки. Иногда это действительно нужно. 

    Бывает, что просто трудно, если идёт цепочка событий, заставить себя играть с той же силой и отдачей. Я вчера играл с Фируджей. Странный матч: я где-то веду, потом проигрываю партии больше из-за собственных глупых ошибок, чем из-за его блестящей игры, и в конце я начинаю проигрывать в счёте, и мне нужно выиграть последнюю партию, чтобы отыграться. А до этого я вёл с перевесом в две. Сжал зубки, отыгрался. Вот это, наверное, можно назвать силой воли. Последнюю партию ты играешь так, как будто этих поражений не было. 

    Что Вы делаете, когда проигрываете? 

    Бывают поражения, когда противник сыграл блестящую партию. Тогда ты честно можешь себе сказать, что сделал всё что мог. А бывает, что плохо играл. Меня больше раздражает факт плохой игры; можно плохо играть и случайно выиграть, и тогда я всё равно буду раздражён. 

    У Вас много друзей не из шахмат?

    У человека из мира шахмат больше шансов, чтобы мы с ним познакомились. В остальном — это не важно. Большая часть моих друзей понимают, что такое шахматы, но сами или не играют, или играли в детстве. У меня девушка из мира кино, и она все уже поняла: она знает, кто такой Магнус, она познакомилась с шахматистами. Но она не играет, даже в силу третьего разряда. Никаких проблем. 

    Наверное, это не лучшая реклама шахмат, но я не бурный фанат своих коллег. Именно в плане общения мне в целом интереснее с людьми не из мира шахмат. Есть приятные исключения, но… Может, они слишком увлечены. Может, среди них много людей, которые относятся к профессиональному спорту, они мало читали книжек, их мало интересует конфликт Израиля и Палестины, который сейчас происходит. 

    Вы каждый день играете? У Вас есть выходные или отпуска? 

    Интересный вопрос. У нас большинство делят дни на выходные и рабочие; а я просто люблю шахматы, и я так не мыслю. У меня бывают дни свободные, но они свободные естественно. Шахматы — это моё естественное состояние. Есть полчаса в пробке — зайду на chess.com. Мне не нужны сборы, где спортбаза и только шахматы. Я не фанат этого дела. Если я делаю сборы, то сам для себя, мне не надо ехать на базу и себя подгонять. 

    Беседовала Наталия Поротикова.