«История старой квартиры», наверное, самая известная книга последних лет о России. Но если старая квартира — как бы сцена, на которой происходят перемены в семье Муромцевых, то теперь уже не одна семья, а вся страна собралась и поехала на поезде. Провожающим покинуть вагон, поезд отправляется! Начинаем путешествие по самой длинной в мире железной дороге — Транссибирской магистрали. О котором рассказывает один из соавторов книги — Александра Литвина.
Железная дорога, конечно, особая тема.
Конечно, сейчас уже не возят почту по железной дороге. И железная дорога больше не единственное средство связи, скажем, с Владивостоком. Тем более, сейчас Транссиб электрифицирован, там уже не паровозы, а более экологичные электровозы. Но я скучаю по временам паровозов. Паровоз, дирижабль, велосипед — я бы сказала, что во всех них есть волшебство.
То есть, вы затеяли всё это, чтобы прокатиться на паровозе?
Конечно, нам очень хотелось совершить путешествие через время. Кроме того, «Старая квартира» — всё-таки это художественная книжка. При том, что мы пользовались большим количеством рассказов, семейных историй, дневниковых записей. А тут наоборот: мы ничего не выдумали.
Но как, это же огромные массивы информации? И потом, книга детская. Семейная книга. А ведь не только дети, многие взрослые не интересуются архивами. И вдруг чудо — всем стало важно, всем интересно. Я об этом думаю ещё со «Старой квартиры». Как получается сделать ярким событием то, что как будто никого особенно не волновало?
Мы думали, как бы собрать не просто архивную информацию, а именно семейную, соединить прошлое с настоящим. Тогда Аня написала в соцсетях — попросила поделиться историями жителей всех маленьких городов и посёлков по маршруту Транссиба. Где-то нам ответили дети, где-то учителя. Их не очень много: в основном всё-таки отвечали сами дети и их родители. Они, видимо, знают «Старую квартиру» и тоже хотят быть частью чего-то такого большого. Или, например, курсанты военного училища, даже двух: суворовского в Уссурийске и кадетского во Владивостоке. Таким образом мы набрали людей из разных точек, от Владивостока и до Москвы.
Но это огромный маршрут...
Конечно, у нас не весь Транссиб — там огромное количество станций. Получилась где-то треть, самые разные станции. Где-то поезд вообще не останавливается, но мы рассказываем про это место.
Да ведь все разное расскажут.
А мы присылали анкету. Нам было интересно всё: какие в разных местах есть особенные слова. Какую еду готовят. Что там знают про историю своего города, своей станции. Народные легенды, предания местные. Они очень разные: про призраки японских военнопленных, про людей волосатых, без порток, которых привезли вместе с цирком, а потом они убежали. Или вот про одного купца, который построил себе потрясающий особняк, а сам, по легенде, купил дом-развалюшку напротив и жил в нём, чтобы каждый день любоваться фасадом своего прекрасного особняка. Нам присылали фотографии, как выглядят эти места, чтобы Аня могла их нарисовать. Мы, конечно, везде спрашивали, что сохранилось от старых железнодорожных зданий. Где-то есть школа юного железнодорожника, где ребята учатся. А у кого-то, может быть, родители работают на железной дороге. Многие рассказывали, куда они ездят на поезде.
А ведь ещё много могут рассказать проводники.
Да, вот Арина из Дарасуна расспрашивала своих родителей — они как раз проводники. Говорит, что они не пьют чай из подстаканников, а возят с собой свои чашки. И что у них нет норматива, за сколько минут надо заправить бельём полку, но есть курсы повышения квалификации. И её папа написал очень важную для нас вещь: что самое приятное в его работе — в путешествии — это то, что ты понимаешь, что Россия — она не ограничивается твоим краем. Мы тоже почувствовали: какая огромная у нас страна! Это совершенно невозможно охватить сознанием. Есть такие вещи, которые мы знаем, но мы не осознаём. И вот тут мы поняли, как всё в нашей стране по-разному. Где-то водятся тигры и растут лотосы, а где-то — огромная тайга, в которой бродит кабарга. И кабан, и медведь. А в некоторых частях животных совсем диких осталось не так много, потому что всё распахано, начиная с двенадцатого века.
Самые молодые города — на Дальнем Востоке. Постарше — в Сибири. И даже там, где города новые, у них есть древняя история. В одном месте динозавров целый Пермский период раскопали. Там, где сейчас Тюмень, были гунны. А где-то ещё более древние захоронения. Или Тутальская писаница — высеченные на камне изображения. Только взрослый может написать: у нас остановилось время, раньше было хорошо, а теперь плохо, и вообще здесь ничего не происходит. А дети пишут: а у нас в музее мамонт, а мы ходим кататься на ватрушках туда-то, а лучший вид на наш город — он с такой-то сопки, а ещё можно стоять на железнодорожном мосту и провожать поезда.
Самое моё любимое место, и, по-моему, у Ани тоже — это Залари (это такой маленький посёлок в Иркутской области). Девочка оттуда написала чудесно: что у них есть лошадка, особенная собака — на ней катаются зимой.
Ездовая собака?
Не ездовая собака, но вот они её вот так приспособили. Не лайка, не хаски, а просто крупная собака, которая с удовольствием возит детей. Все ребята писали нам, чем они занимаются. Это очень здорово: вот сейчас они любят кататься на коньках. То же самое было и когда были детьми бабушки-дедушки этих ребят. И до войны. И до революции. Сейчас рассказывают страшилки-легенды — то же самое было и раньше. То есть, чувствуешь, с одной стороны, единство с историей, а с другой — всё-таки понимаешь, что мы такие разные, но живём в одной стране. Например, у нас, к сожалению, не нашлось ни одного китайского или корейского респондента, я переживала. А потом пришла наша коллега — книжный сомелье Маша Сербинова. И выяснилось, что у неё дедушка — Ян Хин Шун, переводчик «Дао Дэ Цзин» на русский — китаист и сам китаец. Он жил на Дальнем Востоке, приехал работать во Владивосток ещё до революции, в 1916 году, и вот описывает, какой там был чайна-таун, как в американских городах — совершенно закрытое сообщество со своим устройством. Или вот ребята из Улан-Удэ говорили, что, с одной стороны, у нас там по-бурятски «здравствуйте» будет «самбайна», а ещё мы Новый год по лунному календарю празднуем, а с другой стороны ещё у нас живут семейские-старообрядцы, у них в ходу старинные русские слова. А например, девушка из Каргата написала, что «чалдоны — это местные старожилы — люди тёмные и нелюдимые».
Зато как смешно.
Конечно. Думаешь: а вы-то кто? Вы же и есть чалдоны. Вы же там живёте всю жизнь, и поколения ваших предков — тоже.
Ну, это очень спорный вопрос как раз. Есть ведь места, где люди живут на одной территории, но у каждого сообщества свой мир и своя культура.
Да-да-да, у нас это очень чувствуется на Камчатке. Вот Камчатка, к сожалению, не вошла в зону наших интересов.
Слушай, мало ли, какие люди рядом живут. В России особенно. Да и вообще в мире. Разные культуры не сливаются. Они сосуществуют. Обогащают друг друга.
Да, мы все разные. И всех связывает Транссиб.
Но ведь многие, кто в маленьких городах живёт, на островах — мечтают уехать.
К сожалению. Вот на Камчатке люди часто живут как бы сегодняшним днём. У них остров, а там — материк, и на материке вся жизнь. Это очень печально. Мне хотелось бы, чтобы без принудиловки, без пафоса, ценили свой край. Как одна девочка написала: «Я горжусь тем, что я галичанка». Она из нашего Галича — Галича-Мерьского. У этого города есть тёзка — Галич-Волынский, как вот у Усолья есть самые разные тёзки. У городов — у них какая-то своя жизнь и своё близнячество. В Москве и Петербурге есть вокзалы-близнецы, и в Перми и Екатеринбурге — вокзалы-близнецы.
То есть, города — такая семья, получается?
Да. Костромичи говорят: «Ну что Москва? Через пять лет после Москвы Юрий Долгорукий одумался и основал город гораздо лучше: Кострому!» В Кунгуре есть такой монумент — пуп земли. Там считают, что пуп земли — это Кунгур. То есть, каждый искренне считает, что он пуп земли. Может быть, наша книга поможет ребятам оглянуться и понять, в каком замечательном месте они живут. Что жизнь — она здесь и сейчас. Детство — время, когда у тебя есть возможность это понять.
Да. Без взрослых штампов, без стереотипного мышления «а за бугром такие тыквы!»
Да. То же самое с железнодорожными специальностями. Потому что у нас много интервью не получилось: дети расспрашивают своих родственников, а те говорят, ну что я там такого делаю — ничего интересного... А было несколько интервью, где, например, машинист электровоза говорит: «Да, я всегда хотел быть машинистом, с детства мечтал, мои родители были против, они хотели, чтобы я поступил в Горный институт! А когда мы были маленькие, мимо нас ездили паровозы и иногда машинисты брали нас покататься на локомотиве. И сейчас, конечно, мы не учимся водить паровозы, и я вожу не паровозы — а электровоз, но всё равно я так счастлив, что я машинист!» Или, например, мы сигналиста спрашиваем. Сигналист на железной дороге — его работа пассажирам и видна, и слышна. У них есть разные сигналы — и звуковые, и визуальные. Например, такой сигнал как взрыв петарды. Если взорвалась петарда, то поезд должен немедленно остановиться. Это — экстренная остановка. Или, например, дорожный мастер с дефектоскопом, человек с тележкой такой, который ходит и диагностику рельсов делает — он тоже описал свою работу очень здорово. А ведь в Сибири — на всём протяжении Транссиба — путь очень нуждается в тщательной проверке. Потому что от холода рельсы рвутся, а от жары искривляются. Нагрузка большая. То есть, кажется, человек каждый день просто ходит с тележкой. Но от него зависит, в общем, всё. И если человек это делает с удовольствием, ему много есть что рассказать о своей профессии — это очень приятно. Было бы здорово, если бы человек, чем бы он ни занимался, делал это с интересом и полной отдачей. Как специалист, а не как случайный человек.
И даже если ты случайно где-то оказался, ну, это же всё равно интересно.
Это ещё и воспитательный момент. Ребятам очень важно, чем занимаются их родители, как они относятся к своей работе. Вот взрослые вздыхают: ох, мы тут вынуждены работать, ох, как нам скучно.
И человек вырастает с ощущением, что у него всю жизнь выбора никакого нет.
Да. У нас это такой семейный проект, который дети и родители делали вместе. У нас есть там ребята самого разного возраста — по-моему, лет от трёх и до ...
До...?
До сорока, наверное. Дети вместе с родителями ходили, фотографировали, обсуждали. И очень видно, какая у них семейная жизнь. Потому что все рассказывают: а мы с дедушкой ходим туда. А бабушка показывала мне вот это. А мы с мамой обсуждали! Мамы очень постарались, и папы тоже. Видно, что среди них тоже есть фанаты своего края, фанаты железной дороги. У меня появилось ощущение, что у нас много новых друзей. Захотелось поехать в каждое место. Особенно в Залари! Но не только туда. А Ане даже присылали подарки! Из Владивостока ей пришёл шоколад с водорослями. И все присылали нам рецепты. Вот, например, во Владивостоке едят пянсё — паровые булочки с начинкой. У нас в Москве они тоже популярны, но это такая хипстерская еда. А там — повседневная. Или буузы — они же позы. Это такие бурятские пельмени, только с дырочкой сверху. И все написали, что сибирские пельмени должны быть правильные: такие, как мы их делаем. Мы, к сожалению, не все рецепты могли включить, потому что место ограничено.
Или вот было интересно, когда написали из Западной Сибири. Там ведь много белорусских переселенцев. Их везде много по Транссибу, но это более поздние, не ходоки, которые приезжают по железной дороге, а переселенцы тридцатых годов, которые уехали из Белоруссии от коллективизации и голода. И они рассказывают, что в семье готовят драники, яешню.
Мы как-то уехали по железной дороге в еду.
Да! Потому что так и получается: местные легенды, сувениры, еда. Получилось не столько про железную дорогу, сколько про Россию. Это звучит пафосно, но это так. Такой взгляд как будто из окна поезда. Всегда, когда ты едешь поездом, смотришь, как светятся окна в домиках на станции, попутчики тебе что-то рассказывают... Вот те, кто рассказывал нам свои истории — они как попутчики. Потому что они тоже путешествуют вместе с тобой. Мы все куда-то едем. То есть, в этой книге Транссиб — такая метафора нашего движения во времени. Мы все современники, все попутчики.
И все везём с собой варёную курицу, бутерброд, другую еду.
Ну, все берут с собой в дорогу еду — ехать ведь далеко. Еда ещё и помогает переварить нашу историю. История у страны, как у Транссиба, непростая, нелёгкая. Ведь Транссиб проходит по местам, где лагеря. Тайшет, например. И дети тоже, конечно, это вспоминают, всё не ушло. Они рассказывают: а вот наш дом строили японские военнопленные. А вот здесь сохранились лагерные бараки. Или, например, Владимир Короленко. Для большинства Короленко — «Дети подземелья», школьная программа. А в Глазове не так. Он был в Глазове в ссылке, а потом защищал во время Мултанского дела вотяков — удмуртов из села Старый Мултан. Они язычники и их обвинили в ритуальном убийстве. И память о Короленко до сих пор жива в Глазове, там есть и улица, и школа имени Короленко. Его не забыли. И, конечно, не забыли многих, кто шёл по Кандальному тракту — декабристов, петрашевцев. Достоевский писал об Омске «гадкий городишко» — ну, ему трудно было угодить. А есть восторженный отзыв Нансена о Владивостоке.
Смотри, Достоевский и Нансен — два разных типа людей, две противоположности. Нансен — исследователь, путешественник. Это приключенец. А Достоевский — мрачный философ.
Или Чехов написал, что во Владивостоке «в бухте ходил настоящий кит и плескал хвостищем». А ещё он в Канске борща поел на станции — и тоже об этом написал.
Заметь, как сразу всё меняется, если поел борща. Жизнь заиграла другими красками!
Да, люди у нас любят поесть. И мы любим.
Ой, опять еда.
Так что книгу мы делали с большим удовольствием. Потому что всё завораживает: названия сёл, городов, словечки, поговорки, станции, старые газеты с рекламными объявлениями, брошюры для переселенцев на Дальнем Востоке. Или, помню, была такая книжка про Иркутск для гимназистов, где были разные вопросы, на которые полагалось ответить: «Что можно сделать для улучшения культурной жизни Иркутска?» Да, в общем уже, наверное, ничего. У вас и так прекрасная культурная жизнь, ребята. Самое интересное, что вот эти вот кинотеатры, которые появляются там в начале века, «Фурор», «Декаданс» — это же такое новое мероприятие! Им занимались те, кто был готов рискнуть. Была целая сеть кинотеатров «Дон Отелло». Итальянец, который работал на строительстве Кругобайкальской железной дороги, потом захотел остаться и запустил вот эту сеть кинотеатров в Иркутске и в нескольких других городах. То есть, вот приехал человек строить, полюбил и принёс с собой что-то новое.
Тут всё, за что ни возьмись, поворачивается какой-то удивительной стороной.
Да, да. И когда смотришь самые разные документы — железная дорога принесла не только огромный поток переселенцев. Железная дорога принесла ещё, например, библиотеки по подписке. Это же железнодорожные служащие, они образованные люди. Железная дорога принесла возможность для тех, кто там уже был, ссыльных, для каторжан — за работу там срок каторги сокращали. Это когда строили военнопленные и наши заключённые, было неважно, а у них был такой вот стимул. Железная дорога принесла марксистские кружки. Потому что если где-то есть депо и рабочие —там значит, жди,...
Да.
Да. Революция 1905 года, все забастовки тоже шли по железной дороге. То забастовка телеграфистов, то всеобщая, в местах, где до этого были больше казённые заводы. Нерчинские рудники, медеплавильные заводы и прочее. А тут появляются высококвалифицированные работники железной дороги, которые готовы за свои права бороться. И, конечно, у меня были личные причины: мой прадедушка со стороны мамы был машинистом паровоза на Транссибе, и за него вышла прабабушка, омская дворянка. Мезальянс. Но машинист тогда был, как в тридцатые годы лётчик, а в шестидесятые — космонавт. Кстати, про космонавтов у нас тоже есть. После выхода в космос Леонов и Беляев — они в капсуле приземлились где-то под Пермью не совсем туда, куда планировалось, в тайгу. Капсула внутри была обшита дедероновой изоляцией, и они её содрали и завернулись, потому что очень холодно. Март, конечно, но ведь тайга, снег лежит, кругом волки — и вот они ждали, пока придут к ним на выручку. Тут же все истории потрясающие! Недаром Транссиб даже из космоса видно. Он до сих пор самая длинная железная дорога в мире.
Только ехать долго...
Мы ещё бросали клич: советы бывалых путешественников. Потому что кто-то часто ездит по железной дороге, кто-то редко, и, конечно, есть свои хитрости. Как общаться с проводниками, что можно попросить, как принять душ, когда ты шесть дней едешь, и так далее. Как с детьми играть, какие можно настольные игры с собой взять.
А там нет, как общаться с шумными пассажирами?
Можно петь песни всем вместе под гитару.
А если наоборот, все поют песни под гитару? А тебе не надо...
Тогда беруши надо взять с собой. Или наушники. А ещё можно взять с собой гирлянду на батарейках, закрыться от всех простынёй, включить в наушниках свою любимую музыку — и ты как в волшебном домике. Мимо тебя пролетают другие города, посёлки, тайга...
Кстати, сколько людей вам написали? Человек сто было?
По городам и посёлкам 76 человек. Но если прибавить всех, кто нам писал — кого-то мы не взяли, потому что у нас было уже много из этого города — из некоторых городов много, а из некоторых вообще нет, мы искали-искали не нашли, — так вот, если взять всех, кто нам советы присылал, и всех, кто нам помогал, я думаю, получилось человек за двести.
Такая игра в поезд на всю страну получилась.
Да-да-да, мы всех вовлекли...
И все поехали.
Ну, мы же и так все вместе едем. Просто об этом не задумываемся.